Четыре с лишним утра

Ночь. Сижу в ординаторской и пью кофе. В отделении четыре пациента: два послеоперационных, безпроблемных; еще один – ожоговый, бесперспективный и больная с острым отравлением – моя война. Эту женщину мы целый день «пользовали»: гемосорбция, «искусственная почка» – до жопы! Мочи нет, состояние крайне тяжелое, кома. Очень смахивает на вариант «Сушите весла»! А жаль — молодая баба.

Несчастная любовь, истерики, измена, ревность, стакан уксуса – всем привет! За редким исключением показного суицида у пятнадцатилетних, женщины более легко и решительно расстаются с жизнью, чем мужчины. Только не моментально, и не тайком, а на виду, чтобы всем стало стыдно!

Молодец, *пии*, уксус что надо, да и дозняк подходящий: ожоги гортани, пищевода, желудка и приятный бонус – острая почечная недостаточность! И вот лежит эта голая роскошная бабища, умудряющаяся быть красивой даже с торчащими изо всех щелок трубками и катетерами, и медленно, но верно умирает.

За нее дышит аппарат и, очень на то похоже, что она скоро отдуплится, несмотря на все современные технологии и методики. Все-таки, когда Тот создавал женщину, то не подумал, что она будет нелепо сочетаться с уксусной эссенцией.

А я теперь сижу и думаю о том, что эта женщина могла бы быть счастливой с другим, быть любимой, рожать детей, растить их, стать бабушкой, и тут…





















Стук в дверь.
- Юрий Николаевич, последние анализы из лаборатории, — ну почему медсестры летом надевают халаты на голое тело?! Стараюсь сосредоточиться на результатах – они говенные. Если не случится чуда, то завтра-послезавтра этой женщины не станет. Вообще. – Кофе так вкусно пахнет…
- Хочешь кофе? Ничего, что уже третий час?
- А мне все равно до утра.
- Ну идем в «почку», я заварю тебе фирменный – «Тревожное чувство».
- Мне ваши операционные сестры про него рассказывали.
- Вот, ябеды! Я им завтра устрою.

Варю на спиртовке кофе, пока сестра обходит больных. Вроде все спокойно, хотя, дежурить со мной в ночную смену мало кто соглашается – по их мнению, я притягиваю «лярву». То военный самолет грохнется на посадке и реанимация госпиталя, не справляясь, отправляет полутрупы к нам; то троллейбус перед самым Новым годом ебанется в столб… Сам ни минуты не сплю и сестры, естественно,- тоже. Но они-то утром сменятся и разойдутся отсыпаться по домам, а мне еще весь день пахать. Все равно мне нравится моя работа! Может оттого, что мне всего 26 лет и лошадиное здоровь? А, может, оттого, что мне нравится соперничать с Тем: Он говорит: «Нет!», а я огрызаюсь: «Посмотрим!»

Сестра возвращается, и я протягиваю ей маленькую дымящуюся чашку.
- Ух ты! Действительно – «Тревожное чувство». Где вы научились так готовить?
- Арабы в институте поделились родовым секретом.
- Да?
- Да.

Она наклоняется, чтобы поставить чашку на столик, а я вынужден лорнетировать ее налитые груди с неправдоподобно-длинными сосками. Она смотрит на меня и в этом взгляде абсолютно все, что мне надо знать о женщинах. Я подхожу и обнимаю ее за тончайшую талию, потом целую волосы, пахнущие пенициллином – мы все здесь пропахли каким-нибудь дерьмом, — но именно сейчас пенициллин пахнет в тысячу раз лучше, чем самый изысканный парфюм!

Она сама скидывает с себя халат, потом сдирает с меня операционное белье. Мы даже не гасим свет и не закрываем дверь. Она проворно разворачивается и наклоняется, упершись руками в кафельную стенку. При этом ее тело становится похожим на упавшие песочные часы. Она едва сдерживает крик, лишь стонет и что-то шепчет – слов не разобрать. Плевали мы на смерть, которая ходит по коридору через стенку! Срать мы хотели на то, что она может зайти и помешать нам! Пусть знает, что сейчас на свете есть мужчина и женщина, которые ее не боятся, более того, мешают по-крупному, срывая все ее планы. Мы делаем это лишь для того, чтобы она знала: по крайней мере, два человека в этом здании и в этом мире именно сейчас имеют ее во все отверстия и стонут от пьянящего чувства победы над ней! Пусть и короткой.

А потом эти люди снова будут сидеть над умирающими, менять им «капельницы», отсасывать жидкость из бронхов, переливать кровь, подключать «почку» и расстраиваться, что нет ни капельки мочи.

Потом они пойдут в курилку, и будут молча курить. Потом она задерет халат, и все повторится, только с еще большим желанием! А утром она сдаст смену и пойдет домой. К мужу. Может, к другу. А я останусь, чтобы снова подключать «искусственную почку», приговаривая как заклинание: «Прорвемся, не бзди! Ты только не бзди и немноженько мне помогай»!

А я даже не знаю, как ее зовут. Ту, которая умрет в четыре с лишним утра следующего дня и ту, которая спугнула смерть. Мою, наверное..! Спасибо вам обеим! Нет, все-таки, троим.
@ Бабанин