Восьмое июля

"В кои-то веки вырвались отдохнуть", думал Гера, высыпая в мангал уголь из мешка. Уголь они купили самый дешёвый, он валился здоровыми кусками и никак не хотел загораться. Гера залил всё щедро жидкостью из бутылки, бросил горящую спичку и, надеясь, что всё займётся и так, вернулся в домик. Лариса возилась на кухне, на газовой плите что-то булькало.
- Что делаешь? - без особого интереса спросил он.
- Лук чищу, - всхлипывая, ответила Лариса, помахала в воздухе ножом и громко чихнула, - Мог бы и помочь!
- Мог бы, - неопределённо сказал Гера и уселся на табурет рядом с Ларисой. Он неприязненно смотрел, как нож мелькал в её руках. Пальцы у Ларисы были короткие и толстые, на каждом - по золотому кольцу, как, впрочем, и у всех её подружек-"доярок", как называл их Гера. Он ещё раз внимательно и как бы со стороны оглядел Ларису с ног до головы. Толстая, несуразная, но в джинсах такой тесноты, что швы стонали при каждом её движении; в засаленных волосах - розовые детские резиночки и заколки с бабочками. Ему стало тоскливо и почему-то уже исчезла радость от того, что они приехали на базу отдыха. Он достал банку пива из холодильника и, с хрустом открыв её, одним глотком выпил сразу половину. Довольно выдохнул, рыгнул.
- Гера, фу! - сморщилась Лариса.










- А чё ты со мной, как с собакой? - вдруг взвился он, - Слов других нет, что ли?!
- А чё ты рыгаешь, как быдлан?
- Да я и есть быдлан. Слесарь в автоцехе, по-твоему, это как сын академика что ли? - вторым глотком Гера опустошил банку и потянулся за следующей.
- Ты бы попридержал пока, а?
- Блин, я отдыхать приехал, или чё? Не нагревайся уже, чё ты!
- Ладно, ладно, - миролюбиво заулыбалась Лариса, - Что там с шашлыком?
Гера бросил взгляд за окно. Уже темнело, и пламя от мангала бликовало в стёклах.
- О, прикинь, разгорается вроде. Я думал, эти глыбы придётся топором колоть.
- Поздновато мы приехали, всё-таки, искупаться в водохранилище не успеем.
- Да фиг с ним, завтра поплаваем, никуда оно не денется.
- Ой, а ты знаешь, откуда тут водохранилище взялось? - почему-то взволнованно спросила Лариса.
- Чудо какое, киса. Выкопали экскаваторами, а ты как думаешь?
- А нам водитель на работе, Михаил Иванович, рассказывал, что тут село было. И когда русло реки повернули сюда, всё село и затопили. Хотя старики просили подождать. Говорят, даже поначалу по воде гробы плавали - кладбище-то размыло. Жуть! Церковь там тоже под водой осталась, прямо, говорят, с иконами, со всеми делами. Не разрешили вывозить ничего.
- Лар, какая фигня, а? Ты поверила? Ну не залили бы, вместо ГЭС у нас бы атомную станцию построили, Чернобыль лучше, что ли?
- Ой, ну я не знаю, - отмахнулась Лариса и высыпала с разделочной доски гору овощей в кастрюлю, - А ещё Михаил Иванович рассказывал, что как-то на соседней базе отдыхал с дочкой, она в то время школу заканчивала, и утром рано она пошла по нужде, тогда туалеты ещё во дворе были, и слышит, плачет кто-то у берега. Она туда бегом. Смотрит - сидит мальчик в траве, лет восьми, слёзы крупные-крупные, катятся, катятся прямо в траву, в росу. Она ему: "Ты что тут? Что случилось?", а он голову наклонил низко и стонет: "Домой хочууу!". А одет странно - в какие-то чёрные сапоги, штаны и рубашку без пуговиц. Она спрашивает: "А где ты живёшь?". Мальчик вдруг перестал плакать, показал пальцем в сторону другого берега: "Там. Отведи меня домой". А потом поднял голову, протянул ей руку. Она смотрит, а у него глаза.. Ну как будто у кошки в темноте - одни зрачки. Кошмар! Она бегом в домик, будит Михаила Ивановича, рассказывает ему, они вместе возвращаются на берег. А там нет никого, только трава примята. Михаил Иванович присмотрелся, а там, где мальчик плакал, шарики смолы сосновой среди росы и, вроде, кровь даже. Жуть! - Лариса повела плечами и начала размешивать суп в кастрюле.
- Может, дочь твоего Михаила Ивановича упоротая была, а, Лар? Что за сказки-то?
- Да ну тебя! Я ему верю! Что, отец на свою дочь наговаривать, что ли, будет? - она зачерпнула ложку бульона, долго дула, потом шумно хлебнула.
- Вот ты жалуешься, что я рыгаю, а ты слышала сама, как хлебаешь, а? Что чай горячий, что суп сейчас. Ужас.
- Гера, знаешь что?! Не нравится - не слушай. Кстати, об отце. Мой уже усиленно интересуется, когда мы с тобой распишемся.
- Ну куда торопиться-то? - туманно ответил Гера. На самом деле, Лариса его более-менее устраивала, и жили они в её квартире уже второй год. Ларису он не любил, но уходить не собирался - вроде и так терпимо. А вот насчёт жениться.. - Я ещё от первого брака не отошёл, Ларис. Ну представь, город-то маленький, неудобно, все сразу узнают, что я только развёлся - опять жениться.
- Да мне пофиг! Нежный какой! А как я? Я уже и платье выбрала, и присмотрела ресторан! Гера, ну хватит уже сожительствовать! Мои родители категорически против. И я, между прочим, тоже!
- Ларис, да половина России так живёт! И ничего, нормально! Идите вы в жопу со своей свадьбой! - он неожиданно для себя завёлся - накопилось. - Всю зарплату до рубля - отдай, картошку у бабки сажать - Гера пятнадцать соток роет, как, сука, а", - Гера возмущённо топал в сторону водохранилища, "Замуж ей. Свинья в фате, где это видано?! Да пошла ты, не пропаду без семьи вашей драной". Но в голову всё равно лезли мысли - теперь и работу новую искать, и жильё. Да и плевать. Всё сможет. Не старый. Тридцать один год всего.
Совсем стемнело. Но неожиданно высветилась из-за облаков луна, и Гера пошёл на серебристое отражение, к воде. Меж двух зарослей камыша был пляж - не пляж, а так, трёхметровая полоска песка. Гера с удовольствием снял кроссовки, закатал штанины, опустил ступни в тёплую воду. Распаковал пиво, сел на целлофан, открыл банку. "Нормально, нормально всё будет" - убеждал он сам себя, но на душе становилось всё паршивее. Он снял и футболку, оставшись в одних джинсах. Свежий воздух потихоньку отгонял хандру, пиво расслабляло. Что-то плеснуло неподалёку и по воде пошла странная рябь. Метрах в пяти от себя Гера увидел такое, от чего сердце стало биться через раз, а мозг отказывался осознавать происходящее. Над поверхностью показалась человеческая голова. Точнее, голова была погружена в воду так, что наружу торчал только лоб и развевались длинные волосы с чётким пробором посередине. "Трупак, сука, тварь! - Гера дёргался, но совладать с чудовищной силой не мог, с ужасом он всматривался в воду и вдруг разглядел странные, сросшиеся толстые ступни незнакомки, - сука, а-а-а, помогите! - руками он цеплялся за берег, за рыхлый песок, оставляя глубокие борозды и выламывая ногти в кровь...

Нашли его быстро, уже на следующий день, восьмого июля. Кинолог пустил овчарку к водохранилищу, но та, понюхав сначала футболку Геры, а потом кромку берега, полакала длинным языком воду и с безразличной мордой улеглась на пустую пивную упаковку. Кинолог развёл руками и пошёл в машину. И только водолаз, не надевая ласты, скорее, по наитию, раздвинул заросли камыша и сделал несколько шагов внутрь. Гера лежал на спине, в поблёкших глазах застыл ужас. Нос и рот его были забиты мелкой рыбёшкой вперемешку с илом и ряской, а скрюченное и изломленное в нескольких местах тело залеплено странной, в ладонь, чешуёй.


© PaoloGilberto