Жене-то хорошо!

Первые дни после новогодних выходных — это, как правило, очереди перед кабинетами врачей. Причём такое впечатление, будто состоят они наполовину из тех, кто не успел пробиться на приём тридцать первого декабря, но уж теперь-то пришёл. И, бросая укоризненные взоры на доктора (как посмели оставить их без внимания так надолго!), готов утопить его в подробностях анамнеза.

Вот и у одной из моих коллег один из первых в новом году рабочих дней тоже не стал исключением из общего правила. Где-то ближе к концу приёма дверь приоткрылась, пропуская в кабинет очередного посетителя, и доктор тихонько вздохнула.

Есть среди наших больных особая категория. Это ипохондрики. Вроде бы, ничего такого, что выбивается за рамки невроза, с ними не стряслось — а значит, поводов для серьёзных опасений за жизнь (а по большому счёту, и за рассудок) не наблюдается. Но это с точки зрения врачей. У ипохондрика же на этот счёт своё мнение, и он его яростно имеет.










Ну а как иначе, если в одном боку тянет, в другом переливается, в голове переливается, в груди лопается, в животе булькает и покусывает — и это не считая фантомных болей там, где у других шило? А доктора словно сговорились, диагностически ослепли и в упор не видят ничего серьёзного? Ни в фиброгастроскоп, ни на ЭКГ, ни на мониторе ультразвуковой аппаратуры, ни на томографе, не говоря уже про обычный рентген! Да и анализы норовят вернуть — дескать, в пределах нормы у вас тут всё! Ага, а цифирки после запятой внимательно посмотреть? И от амбулаторной карты размером с «Войну и мир» все почему-то дружно шарахаются.

Этот пациент ипохондриком был выдающимся. Заслуженным, можно сказать. Сложно предположить, какие методы он сумел применить к медико-социальной экспертной комиссии и как они могут быть расценены с точки зрения международной конвенции о запрещении пыток, но инвалидность второй группы он себе таки выплакал. И теперь, соответственно, имел массу свободного времени для того, чтобы донести до окружающих, как же ему плохо живётся.

Вот и доктору пришлось выслушать в подробностях все злоключения, которые пережил пациент за эти дни. И окунуться в детали его богатого внутреннего мира, которые наверняка не оставили бы равнодушным ни одного патологоанатома. Как выяснилось, состояние особенно резко ухудшалось в те моменты, когда надо было заставить себя сделать неимоверные усилия: пыль протереть, полы подмести. Нет, до самой уборки в итоге так и не доходило, но сама мысль о том, что её потенциально надо бы сделать...

-- А как же жена? - не выдержала моя коллега.
-- А что жена! - фыркнул пациент. - Жене-то хорошо! Она как с утра на работу упорхнёт, так только к вечеру домой и появится. А я... ну вы понимаете. Хотя нет, вот ещё что меня беспокоит...

Через полчаса он всё-таки ушёл, унося с собой рецепты и ложечку для выедания мозга. А доктор, дописывая в амбулаторной карте пациента дневник очередного посещения, гадала: как же выживает с ним жена? Любовь? Слабоумие и отвага? Или всё-таки любовник?