Добрый дом

I

Все утро новый жилец разгружал мебель. Нет, сам он не носил стулья и не втаскивал циклопический диван с кожаной обивкой. Он расхаживал возле машины и отрывисто командовал. Мрачные грузчики чертыхались, сплевывая, но безропотно исполняли его приказы.

– Доброго денечка! – пропела Ирина Петровна, аккуратная старушка, колдующая над кустами белых роз в небольшом палисаднике перед домом. – Вы в двадцать пятую переселяетесь?

– Угу, – буркнул мужчина и тут же бросился к грузчикам. – Боком, боком вноси! Глаза есть, безголовые?

– Вы очень смелый, – продолжила Ирина Петровна. – Заселяться в такую квартиру...

– Какую квартиру, мамаша? Ты бы, мамаша, не лезла в чужие дела! – сверкнув глазами, рявкнул новосел.

Старушка поджала губы, но упрямо добавил







– Я бы на вашем месте поинтересовалась историей квартирки.

Мужчина демонстративно повернулся к ней спиной.

– Все чисто. У меня проверка через прокуратуру, – буркнул он. Но это услышал только лохматый дворовый пес, мирно дремавший под скамьей у подъезда. Он приподнял одно ухо и пошевелил ноздрями, знакомясь с новыми запахами. Лоснящийся от пота мужик походил на что-то жирно-копченое, напоминающее краковскую колбасу, а грузчики – на обглоданные куриные ножки. Пес длинно зевнул и расслабленно замер, пригретый ласковым солнышком.

II

Его разбудили визги Мухиной из тридцатой квартиры. Старуху он недолюбливал за неприятный, скрипучий голос, но она частенько выносила ему остатки ужина, хотя и ругалась, что пес чавкает, как свинья. Мухина напоминала сдобную сладкую печеньку, которую иногда совала ему в миску вместе с коктейлем из рассольника, котлет и кислой сметаны. За это дворовый страж терпел и ее неприятный тембр, и склочный характер.

– Ишь, начальник нашелся! – вопила Мухина, размахивая руками перед новым соседом. – Только приехал, а уже порядки свои разводит! У себя командуй, а к нам не лезь! Мы здесь сроду не запирались!

– Дверь должна быть закрыта, – отрезал мясистый. – Чтобы не шлялись... Наркоманы, алкаши, рвань всякая. А ты иди куда шла! Разоралась тут.

– Кто разоралась? Я разоралась?!

Мужчина рукой отстранил от себя скачущую Мухину и, достав мобильник, куда-то позвонил, после чего довольно заметил:

– Завтра дверь поставят. Нам тут посторонние не нужны.

– А как Толик будет заходить? – снова всполошилась Мухина. – Он вечно ключи теряет! Квартиру-то ему мать откроет, а в подъезд как войдет?

– Кто такой Толик?

– Толик у нас особенный, он... он инвалид, – мягко ответила Ирина Петровна, выглядывая из своего окна на первом этаже.

– Психов надо лечить, – брезгливо сморщился «колбасный». – Или пусть живут в интернате.

– Интересно вы за всех решили, – покачала головой старушка. – Вы не правы, сосед. У нас тут злых людей никогда не было, потому что дом у нас добрый.

– А кошки? – продолжала бушевать Мухина. – Им-то как?

Кошек пес не любил, хотя и не трогал. Зачем? Мясо у них невкусное, а пока придушишь, расцарапают до крови.

– Кошки пусть дома сидят, – отмахнулся мужик, вытирая платком вспотевшую лысину.

…К следующему вечеру подъезд украсила бурая железная дверь, а прикрепленный к ней скотчем листок гласил: «Для выдачи электронных ключей обращаться в квартиру 25».

– Опять двадцать пять! – проворчала Мухина, высыпая на газетку перед псом куриные косточки. – Что за квартира? Одни идиоты вселяются.

Пес завилял хвостом. Он делал это мастерски – задирал хвост к небу и крутил им, как лопастями вертолета.

III

На двери сосед не остановился. Через неделю наряд полиции выволок из подъезда чету Семеновых «за злостное нарушение общественного порядка».

– Зря он так, – сказала Ирина Петровна, выразительно поглядывая на окна нового жильца. – Семеновы совершенно безобидны.

– Подумаешь, выпивали, – поддакнул ей дедок с третьего этажа. – Ведь не тунеядствовали! Работали, свои же деньги прогуливали. А что пели громко... У самого-то до полуночи то телевизор орет, то пылесос гудит.

– Не так уж и громко пели. Они надо мной живут – я ничего не слышала.

Пес внимательно прислушивался к разговору. Семеновы – это те, что прямо из окна нередко бросали ему колбасу. Они чокались, тихо позвякивая, и каждую опрокинутую рюмку сопровождали подачкой. Колбаса у Семеновых была дешевая, но пес радовался и такой. Не хуже, чем плов без мяса от Михалыча, собеседника Ирины Петровны.

Старичок, помахав жалким кулачком, тоненько пожаловался:

– Не к добру это – мирных людей обижать! А хотя бы и выпивающих.

– Мне кажется, – медленно произнесла Ирина Петровна, – что ничего у него с дверью не выйдет. Правда, Вертолет?

Пес покрутил хвостом с двумя репьями на кончике и облизнулся. Старушкины угощенья – превосходнейшее меню из всех возможных! Путовые суставы, куриные головы… И рубец! От божественного запаха рубца Вертолет терял разум, впадая в щенячий восторг. Он одобрительно гавкнул. Пес жил здесь испокон веков и со дня сотворения его собачьего мира рядом ходил, кормил и почесывал за ухом лучший человек на свете по имени Ирина Петровна – Творец Нерушимой Тверди Мироздания.

IV

Старушка оказалась права. Новенький замок сломался почти сразу – сосед не успел продать ни одного ключа-таблетки.

– Что за черт?! Кому руки повыдергивать? – злобно выругался он, обнаружив поломку. Дело было почти ночью, когда дом уже затих и редкие горящие окна отбрасывали квадратики света на темную асфальтовую дорожку. – Завтра видеокамеру повешу. А-а-а!.. – отскочил он от неожиданности. Это лохматый Вертолет бесшумно возник перед новоселом.

– А ну, пшел отсюда! Пшел, кому говорю!

Вертолет повертел хвостом, но мясистый грозно выпятил нижнюю губу.

– И с тобой, тварью, разберусь, – пообещал он. – Попадешь в живодерку, узнаешь, как людей пугать.

Слово «живодерка» Вертолету было известно. Пес его не боялся. Еще задолго до появления живодерной машины во двор вползал тошнотворный запах смерти, опутывая липкими нитями стволы деревьев, детские грибочки с качелями и ноги проходящих мимо людей. Пес неспешно вставал и уходил к школе. Там он забирался под крыльцо и спокойно пережидал облаву в компании с собаками из соседних дворов. В живодерку попадали только глупые дворняги и, может, так оно было и надо.

-- Пшел! -- мужик ногой пнул Вертолета в бок. Пес взвизгнул. Бока у него были отбиты еще в молодости, больно даже гладить. А уж если тяжелым ботинком... Да, с мясистым каши не сваришь – и он, поскуливая, поплелся к палисаднику.

Жилец, шагнув в дверь, споткнулся снова. Вязаный коврик, тот, что обычно мастерят, сплетая в спираль старые чулки, сбился, собрался в кучку.

– Понабросали дерьма! Руки бы оторвать!

Коврик полетел в урну, и пес неодобрительно зарычал. Коврик сплела Ирина Петровна, чтобы не тащить грязь с улицы. Раз в месяц половичок меняли на новый, и в этом привычном действе Вертолет усматривал незыблемое течение жизни. То, что коврик вдруг кому-то помешал, пес расценил как крушение привычных устоев. Он взволнованно гавкнул три раза. Ирина Петровна незамедлительно откликнулась, выбежав прямо в домашнем халате:

– Вертолет, что случилось?

Собака красноречиво села около урны. Старушка, расстроенно всплеснула руками и осторожно вытащила половичок. Встряхнула. Приподняла на просвет, убедилась, что коврик невредим. За этим занятием ее и застал новый сосед, неожиданно появившийся из-за дверей.

– Завтра я повешу видеокамеру, – прошипел он. – Ни одна сволочь не посягнет на мое!

– Вы о чем? – удивилась Ирина Петровна.

– Вот об этом! – мясистый постучал жирным пальцем по замку. – Думаешь, я не догадался, кто здесь всем заправляет?

Выдрав половик из рук женщины, он яростно зашвырнул его на козырек над крыльцом.

-- Что вы себе позволяете? – от возмущения Ирина Петровна чуть не задохнулась.

– Я тебя предупредил, старая карга! – колбасный угрожающе потряс кулаком перед лицом старушки. – Я больше предупреждать не буду. Здесь будет так, как живут нормальные люди, – домофон, видеокамера, консьержка и никаких драных тряпок и блохастых псов!

Он распалялся все сильнее и сильнее, брызгал слюной, кривя рот.

– Я отправлю тебя в дом престарелых, а этого, – он указал на зарычавшую собаку, – на живодерню!

Ирина Петровна отступила к стене, в ужасе закрывая лицо руками. Но сосед не унимался, нависая над испуганной женщиной, выкрикивая ругательства и размахивая руками.

V

Черная тень вылетела из темноты, обрушилась на обидчика Главного Хранителя Собачьего Мира и повалила на щербатый асфальт. Мужчина не успел даже всхлипнуть. Вертолет одним точным движением вспорол ему горло, с наслаждением откусил нос. Потом, еще хрипящему, разодрал рубаху и вгрызся в грудь, мощными челюстями ломая ребра и добираясь к сердцу. Урча и чавкая, пес трепал и трепал развороченное тело негодяя в свете луны и двух окон Ирины Петровны. Напоследок, откусив кусок дымящейся печени, он торжествующе глянул на старушку. С морды его капала кровь.

– Я же говорила, зря он так, – произнесла Ирина Петровна. – Мог бы поинтересоваться, куда делись предыдущие жильцы.

Пес с любопытством склонил на сторону лохматую башку.

– Нет, – твердо заявила старушка. – На этот раз мы не будем падать с высоты. Мы просто исчезнем. Давай, Вертолет...

Пока пес волоком перетаскивал останки к канализационному люку у торца дома, Ирина Петровна вернулась с небольшой клеткой, в которой попискивали две серые крысы.

– У вас есть ночь. Чтобы к утру не было следов ни крови, ни плоти. Поняли?

Крысы что-то пропищали в ответ.

– Понимаю, – кивнула Ирина Петровна. – Двоим тут не справиться. Можете позвать подмогу из подвала. Но, чур, потом мытье с шампунем!

Крысы, вальяжно выкатившись из клетки, с нескрываемым аппетитом сожрали надкусанную печень, после чего вразвалочку направились к щели в фундаменте.

– Это ведь ты, голубчик, провода у домофона перегрыз, – сказала Главная Царица Песьей Вселенной. – Ты, я знаю... И правильно сделал! – она ласково потрепала пса по загривку. – Зачем нам домофон? У нас всегда будут открыта дверь, чтобы Толик и кошки могли ходить свободно. И коврик всегда будет. И Семеновы пусть поют. А тебе, забияка, я не дам сегодня куриных гребешков. Вспыльчив ты стал, дружочек, без команды полез разбираться. Подумаешь о своем поведении, а там посмотрим.

Пес счастливо зевнул. Теперь все как надо. Жизнь течет, и в ее потоке пока еще есть место Вертолету, верному стражу людей из доброго дома.