Баба Маша

С момента своего рождения Стасик не спал. Вернее, не спала я. Он спал, но исключительно на руках или в коляске, непременно качающейся. До шести месяцев бессонные ночи списывались на животик, после – на режущиеся зубки. Рассвет часто заставал меня в кресле со спящим младенцем на руках. За девять месяцев жизни Стаса я из цветущей, привлекательной женщины превратилась в бесполое существо с красными глазами и сальным хвостиком на голове. Сын рос и креп, я хирела и худела.

Помощи ждать неоткуда, с матерью и ее очередным мужем супруг не общался, а я своих родителей давно уж похоронила. Квартира – в ипотеке, на няню денег нет, едва хватает на самое необходимое. Выходных я ждала как манну небесную. Вручала мужу орущего Стасика и засыпала, не успев коснуться головой подушки. Если Андрея вызывали во время выходных на работу, у меня начиналась истерика. Брак трещал по швам. Мужа я понимала и не винила. Кому понравится плаксивое существо с глазами на мокром месте?









Андрей мрачнел и замыкался в себе. Я плакала ночи напролет, укачивая Стасика. Никогда не верила ни в Бога, ни в черта. Теперь не знала, каким богам молиться. Да что там богам? Я готова была продать душу дьяволу за один день отдыха. Только нужна ли она ему, моя жалкая душонка?

Еще я часто вспоминала добрую, всепрощающую маму. Ее рассказы о том, как она намучилась со мной в детстве, что я не спала до двух лет. Два года? О, Боже. Почему? Но почему она покинула меня так скоро? Именно в тот момент, когда мне так необходима ее помощь!..

В бесплатной газетенке, раскладываемой по почтовым ящикам, я наткнулась на объявление о колдунье. Якобы она и порчу снимает, и сглаз, и любимых возвращает.

Настроена я была скептически, да и денег лишних не было, но жить по-старому было уже совсем невмоготу. После недолгих раздумий я позвонила и договорилась о встрече. Второй этаж «хрущобы» с загаженным подъездом, невыносимо воняющим кошатиной. Обитую дерматином, потрепанную дверь открыла дряхлая, сгорбленная старуха.

– Проходи, дочка, проходи, – прошамкала она беззубым ртом. Я последовала в комнату. Колдунья согнала с дивана вальяжно развалившегося кота и предложила сесть. Крепко прижимая к себе Стасика, я опустилась на самый краешек.

– Принесла? Давай, – бабка протянула сморщенную руку со скрюченными пальцами.

Я достала из пакета заранее заготовленный «кирпич» черного хлеба, церковную свечку, сырое яйцо. Старуха водрузила это все на тарелку, воткнула свечку в хлеб, зажгла, долго что-то бормотала. Водила яйцом по ладоням. Потом разбила его в миску. Продемонстрировала мне содержимое.

– Видишь сгустки крови? Это на тебе сглаз, сильный сглаз! – вынесла вердикт колдунья.

– И долго это лечить? – с сарказмом спросила я.

– Не знаю, дочка, не знаю. Когда яйцо совсем чистым будет. Значит, сглаза больше нет. Приходи завтра в это же время, – невозмутимо ответила старуха.

Через неделю «сеансов» и существенной бреши в и так скудном бюджете, яйцо, слава Небесам, очистилось.

– Ну, дочка, помощь придет, откуда ее и не ждешь, – напророчила бабка, закрывая за нами дверь.

Прошла неделя. Сижу, как дура, жду. Терпение на исходе. Так и подмывает пойти к колдунье и потребовать вернуть потраченные впустую деньги. Хотя сама ж носила, добровольно. Кроме себя винить некого.

Первые лучи солнца застали меня в кресле. Опять проревела над сыном всю ночь. С трудом поднявшись, я уже хотела уложить притихшего было Стасика в кроватку, когда раздался звонок в дверь. Кого там принесла нелегкая?

На пороге стояла маленькая, сухонькая старушка в повязанном под подбородком платочке. Линялый плащ неопределенного цвета, в руках котомка.

– Вам кого? – недружелюбно спросила я, автоматически качая проснувшегося и орущего младенца.

– Я – к вам, миленькая! Из деревни, с твоей мамой дружили когда-то. А кто это у нас такой? – старушка улыбнулась и, о чудо, Стасик заулыбался в ответ и потянул к ней ручонки. – Где у вас ванная? – Старушка бросила в прихожей котомку и уже вешала на крючок плащ.

Я молча указала пальцем на дверь, не имея сил удивляться и смирившись с неизбежным. Хуже все равно не будет, потому как хуже уже некуда.

– Меня, кстати, баба Маша зовут, – представилась пожилая женщина, ловко подхватывая Стаса, ощерившего щербатый ротик. – Ты иди, поспи, замучилась ведь.

Я безропотно двинулась в спальню, повалилась на кровать и провалилась в сон. Проснулась почти через три часа. «О, боже, где сын? Дура! Отдать ребенка незнакомой женщине!». Но испугаться по-настоящему не получилось. Навалились безразличие и апатия. Полежав еще минут пятнадцать, я выползла из комнаты. В коридоре пахло чем-то невероятно вкусным. Я невольно сглотнула слюну. На готовку времени совсем не оставалось. Жили на подножном корму. Все время целиком и полностью посвящалось Стасику.

На столе – горка желтых блинов, истекающих маслом и исходящих ароматным паром. Довольный Стасик восседает в своем стульчике, как божок на троне, и изо всех силенок стучит ложкой по столу.

– Ты садись, покушай, голуба, Стасик поел уже, – баба Маша суетилась возле плиты, выкладывая на блюдо очередной румяный блин. Я крепко зажмурилась. «Сейчас я проснусь». К моему облегчению ни баба Маша, ни блины никуда не исчезли. Окуная жирные конвертики в густую сметану, вполуха слушала объяснения чудной старушки, бормочущей что-то о цели своего визита, и таяла, как масло на сковороде. Если не видеть лица, то иллюзия, что рядом сидит мама, будет полной.

Под вечер с работы пришел хмурый и усталый муж. Я заметила, как поползли наверх его брови при виде нежданной гостьи.

– Вы, идите, сходите куда-нибудь. А я со Стасиком посижу, – предложила баба Маша.

Меня не пришлось просить дважды. Нацепив первое попавшееся платье, болтавшееся на мне, как на вешалке, потуже затянув поясок, я схватила под руку ошарашенного мужа и потащила его прочь из дома. Хоть куда, лишь бы подальше. Он начал мне выговаривать уже в лифте.

– Наталья, ты соображаешь? Ты оставила нашего ребенка какой-то незнакомой старухе! – возмущался Андрей.

– Во-первых, не старухе, а бабе Маше, а во-вторых, почему незнакомой? Она подруга моей мамы, я ее прекрасно помню, – беззастенчиво врала я.

В тот момент я готова была лечь костьми, но отстоять ее присутствие у нас.

– Ты как хочешь, а я – возвращаюсь, – муж был непреклонен.

– Только попробуй, я с тобой завтра же разведусь! – прошипела я в ответ, ударив его кулаком по груди.

Андрей тяжело вздохнул и нехотя поплелся за мной. Пломбир, нарезанный крупными кусками и политый джемом из тюбика в ближайшей забегаловке, имел божественный вкус. Я отрывалась по полной. Ощущение блаженства портила лишь недовольная физиономия мужа, молча цедившего кофе. Впрочем, я старалась не смотреть.

С появлением бабы Маши Стасика будто подменили. Они души друг в друге не чаяли. В доме появились тепло и уют. Обстановка в доме наладилась сразу, как только муж смог по выходным ездить на рыбалку или просто пить пиво с друзьями. Андрей обожал бабу Машу! Еще бы, одни ее обеды чего стоили… А я вновь стала походить на привлекательную женщину и устроилась на работу.

II

Время летело быстро, Стасику исполнилось уже четыре годика, и мы устроили его в детсад. Подумав, мы с мужем решили его окрестить. Собрать друзей, знакомых, после посидеть в кафе. Баба Маша отказывалась наотрез. Как только я ее ни уговаривала, как только ни ластилась, как ни умасливала. Нет – и все тут: «Я – атеистка, в Бога не верю и в церковь не пойду». Я сдалась. Ну что тут поделаешь?

Как-то после рабочего дня, забрав сына из садика, я вернулась домой и увидела на столике в прихожей записку:

"болше ни нужна ухажу ни паминайти лихам"

Это было настолько неожиданно и неправильно, что я не смогла сдержать слез.

– Мама, мама, почему ты плачешь? – сын, теребил меня за юбку, готовый сам вот-вот зарыдать.

– Ничего, дорогой, ничего, – я прижала к себе малыша, утирая свои и его слезы. Так нас и застал Андрей.

– Что случилось?

Молча протянула записку. Он прочел. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Только брови сошлись на переносице.

– Стасик, разувайся, мой руки, пойдем кушать.

Кусок в горло не лез. Я пошла в спальню, упала на кровать. Муж, надо отдать ему должное, меня не беспокоил. Было такое чувство, что у меня снова отняли маму. Во второй раз.

Андрей как отрезал:

– Ну, что ж, она так решила. Ее решение нужно уважать.

Я же твердо решила искать бабу Машу. Но как? За столько лет – ни одной фотографии, ни адреса, ни фамилии. «Дура, вот дура!» – корила я себя. Но когда баба Маша была с нами, это все казалось неважным. А теперь... Первым делом кинулась к колдунье. Типичная «хрущовка» с загаженным подъездом, воняющим кошками. Второй этаж. Но вместо обитой дерматином двери – современная железяка, домофон. Позвонила.

– Девушка, я здесь уже двадцать лет живу. Наверное, вы ошиблись адресом.

«Ошиблась адресом, ошиблась адресом» – убеждала я себя по пути домой. Убедила. Почти. Кинулась искать мамину тетрадь с записями. Нашла имя старой маминой подруги, написала письмо. И получила ответ: «Никакой такой бабы Маши у нас в деревне нет. Была одна, да померла давно». Мне стало страшно. Я прекратила поиски, опасаясь за свой рассудок.

III

Годы шли, воспоминания стирались, как рисунок мелком на асфальте. Проблемы, работа, ребенок – закружили, не оставляя места сантиментам. Жизнь идет. Ничего не поделаешь.

Сыну исполнилось семь. Уже первоклассник. Мы с Андреем решили завести второго ребенка – девочку. Всю беременность я слушала уверения подруг, что все дети разные и двух одинаковых не бывает. Форумы и статьи в Интернете это подтверждали. Я верила. Старалась верить. Очень хотела верить. Святая наивность.

С момента своего рождения Верочка не спала. Вернее, не спала я. Она спала, но исключительно на руках или в коляске, непременно покачивающейся. До шести месяцев бессонные ночи списывались на животик, после – на режущиеся зубки. Рассвет часто заставал меня в кресле со спящим младенцем на руках. Я не молилась богам, вспоминала и звала бабу Машу.

– Баба Маша, где же ты?

Первые лучи солнца застали меня в кресле. Опять проревела над дочерью всю ночь. Разорвавший тишину звонок не застал меня врасплох. Я уже знала, кто за дверью.

На пороге стояла маленькая, сухонькая старушка в повязанном под подбородком платочке. Линялый плащ неопределенного цвета, в руках котомка. Не обращая внимания на орущего в кроватке младенца, я уронила голову ей на грудь и разрыдалась.